joomplu:6380
joomplu:5094

Как, Господи, Тебе послужить?..

Утро в тот день выдалось туманным. Мариша шла по тропинке, напевая какой-то веселый мотив, который сама же придумала. Она шла к тете Любе — маминой сестре, по какому-то делу — уже даже и не вспомнить по какому… И в тот момент, когда до теткиного дома было рукой подать, ее кто-то окликнул. Мариша обернулась, пытаясь сквозь дымку тумана рассмотреть незнакомого парня, и девичье сердечко застучало быстрее. Какие у него были красивые глаза… Серые, очень серьезные и будто родные… — Я говорю, — повторил молодой человек, — не подскажете, где здесь дом Любови Ивановны.

Коломийцевой? — А вам заем? — Мариша зачем-то сдвинула брови, словно пыталась скрыть свою симпатию. Парень ничуть не смутился: — Я сын ее подруги из Ленинграда. Еду к товарищу погостить — как раз мимо вашего села. Вот мать и попросила городские гостинцы передать. Мариша кивнула на теткин дом: — Заходите, тетя Люба будет вам рада… Так они и познакомились. То утро осталось в памяти на всю жизнь. Мариша запомнила, как мамина сестра расспрашивала Александра — нежданного гостя, о жизни в городе.

Запомнила как тот угощал их конфетами. И, конечно, не могла она забыть его внимательных серых глаз. Тогда никто не знал, что встреча с Александром перевернет всю ее жизнь. И, конечно, она ничего не сказала о возникших чувствах даже подружкам. А даже если бы и рассказала — не поверили бы! Мариша всегда была не такой как все девочки — любила с мальчишками драться, метко из рагатки стреляла, свистела как заправский хулиган и ловко лазила по деревьям. Даже когда повзрослела своих привычек не оставляла. А вот посиделки с подругами, на которых нередко обсуждались ребята, наводили на нее тоску. Бывало Аленка — местная красавица из соседней деревни, заговорщицким шепотом спрашвала: — Ну, Маришка! Ну скажи, неужели тебе совсем-совсем никто не нравится? Даже Юрка Уваров? Ох, как она злилась в такие моменты! Ей ведь, и правда, ребята казались какими-то глуповатыми и совсем не красивыми. А уж про Юрку, по которому сохли все девчонки, и говорить нечего. Хвастун, каких еще поискать!

— Отстань, — морщилась Мариша, — все у тебя мысли об одном. Будто других интересов в жизни нет! Алена не обижалась. Она лишь, покраснев, мечтательно рассуждала: — Конечно, нет. Что еще для счастья надо? Выйти замуж, сыночка мужу родить,  потом трех дочек… Обычно после таких разговоров девчонки начинали советовать: — Так чего медлишь, Алена? Красота не вечная, глазом не успеешь могнуть — в старую деву превратишься! Вон за тобой все ребята табунами ходят — выбирай, не хочу! Даже Юрка Уваров цветы дарил однажды. Но, Алена тоже никому предпочтения не отдавала, хотя в отличае от Мариши, всегда мечтала о большой любви. Так было до тех пор, пока и она не встретилась с Александром. Они столкнулись у входа на почту. Парень был не из робкого десятка и сам завязал разговор. А потом… Потом он остался у тетки Любы еще на три дня. По селу сразу пронесся слух о том, что у Аленки появился кавалер. Местные ребята, разумеется, были не рады и даже хотели драться с «городским».

Но, потом неожиданно подружились — парень он был простой и порядочный. В общем, когда настало время уезжать, Александра провожала вся молодежь. И только Мариша сидела дома и горько плакала в подушку — никто так и не узнал, что она чувствовала на самом деле. А потом наступило лето и он приехал на несколько недель. Остановился снова у тетки Любы и это было настоящей пыткой для Маришы. Видеть как они с Аленой гуляют, как смотрят друг на друга… И, наконец, узнать о предстоящей свадьбе. Молодые, действительно, поженились и уехали в Ленингад. Несколько раз в год они приезжали в деревню Алены к ее родителям. Мариша узнала, что у молодой пары родился сын — так как и хотела когда-то Алена… Однажды молодая женщина с сынам Ванюшей приехала в отчий дом одна — Александр был очень занят, а поездку решили не откладывать. В Ленинград они тогда вернуться уже не смогли — началась война… Трудно даже представить, что переживали мужчины, отправляясь на фронт. Что чувствовали женщины, провожая своих сыновей, братьев, отцов и мужей. Война изменила всех. Война изменила все… У Маришы было два старших брата. Они вместе с отцом ушли воевать, и девушка стала для матери единственной опорой. Переехав к одинокой тетке Любе, женщины пытались выжить. Письма приходили редко, и каждое из них было одновременно и праздником и вселяло ужас. Как они там? Живы ли? Но, однажды, к изумлению Маришы, ей пришло письмо от Александра.

Дрожащими руками она держала лист бумаги, снова и снова перечитывая несколько строк: «Марина, я верю — ты поймешь, почему я пишу именно тебе. Умоляю, позаботься об Алене с Ванькой. Наших родителей уже нет в живых, она осталась с сыном совсем одна. А ты сильная. Я знаю, с чем ты сумела справиться. Помоги это сделать и моей жене. Я ранен. Наверное, уже не свидимся. Молитесь обо мне и, пожалуйста, живите». Нет, она не плакала. Она завывала как раненная волчица, пытаясь дышать, не смотря на обжигающую боль в груди. Он все знал про ее любовь… Он догадался. И… Она должна быть сильной. Ради него. — Я пойду, — хрипло прошептала Мариша, бережно сложив письмо и положив его в буфет. Мать и тетка Люба молчали, опустив глаза. Они только сейчас все поняли и не знали, что сказать. Но, когда девушка стояла уже на пороге, женщины, не сговариваясь, одновременно перекрестили ее и тяжело вздохнули. Путь в деревню Алены был не длинным. Но, время будто замерло и перестало существовать.

Мысли в голове путались, а руки сжимались от бессилия в кулачки. Знает ли молодая жена о ранении?.. Однако встреча их оказалась теплой и Алена почему-то не задала никаких вопросов. Только, жалостно всхлипнув, стала рассказывать: — Мариша, у нас же с Сашкой никого не осталось! Похоронки отцов почти одновременно пришли. Мама моя не пережила… Месяц плакала, а потом просто не проснулась. Я Сашке написала, конечно. Слава Богу, от него письма получаю! Вот как раз на той неделе пришло. Пишет, что все хорошо у него! Мариша прикрыла глаза. В голове пронеслось: «Не знает. Ничего она не знает…» Она не сказала о том письме, которое получила от Александра. Не смогла. Да, и надо ли было? Просто с этих пор она стала ходить к Алене все чаще, уговаривая ту перебраться с сыном к ней. — Нет! — каждый раз в ужасе вскрикивала Алена, я от Сашки весточку жду. Скоро он напишет. Я знаю! Уже совсем скоро!

А потом пришла похоронка… Мариша забрала их с Ваней к себе. Не жили. Выживали. Голод, усталось, постоянные болезни и страх. Сейчас трудно себе представить, что все это можно было пережить. — Мариш, — как-то ночью позвала Алена, — Если я не проснусь, ты Ваньку не бросай. — Не брошу, — прошептала та и беззвучно заплакала. Потому что плакать в голос было нельзя — Александр на нее надеялся. И она должна была помочь его жене сделать то, что сумела сама — научиться жить без него. Летом 43-его через их деревню проходили немцы. Всех вывели на улицу, дома подожгли. Людей — женщин, детей и стариков погнали к речке. — Утопят, — то и дело раздавался обреченный шепот. Вдруг тетка Люба остановилась и в голос стала читать 90-ый псалом. Глаза ее смотрели куда-то в небо, на лице не было и следа страха — лишь сосредоточенность и внимание. Немцы тоже остановились и несколько секунд пытались понять, что происходит. Затем к тетке Любе присоединились другие бабы. Немцы недовольно зашумели.

Мариша тоже хотела молиться, но она совершенно не знала слов. Тогда она зажмурилась и стала шептать про себя: «Господи, спаси и сохрани Алену с Ванькой, и маму мою, и тетку Любу! И нас всех сохрани, Господи, так страшно умирать! Если останемся живы — я все, что хочешь сделаю! Буду Тебе всю жизнь служить!» Она еще стояла с зажмуренными глазами, когда услышала, как кто-то из солдат передернул затвор винтовки. Но, выстрела не прозвучало. Зато раздались взволнованные немецкие голоса и, наконец, открыв глаза, Мариша увидела самолеты над головой. — Наши! — закричал дед Тимофей, — беги, нечисть окаянная, уноси ноги от русского солдата! И, действительно, фашисты бросились в лес, а народ остался стоять в недоумении. Первой в себя пришла тетка Люба. Она опустилась на колени, медленно перекрестилась и громко произнесла: «Слава, Тебе, Боже наш. Слава Тебе!» Село сгорело до тла, и всех эвакуировали, расселив в соседних деревнях. Жить стало еще тяжелее… А Мариша все чаще стала задумываться о тех словах, что произнесла тогда у реки. Бог их спас. Теперь нужно было дождаться победы и…

 И, что делать дальше она не знала. Кроме того, в ее сердце поселилось странное чувство радости. Оно посещало ее каждый раз, когда девушка вспоминала о своей молитве. Это казалось ей странным и не совсем правильным — вокруг столько бед, а душа словно погружается в покой и не замечает боли войны. Ей очень хотелось снова зажмуриться и что-то сказать Богу, но Мариша не решалась. Ей было страшно, что чудо больше не произойдет, и она поймет, что ее слов никто не слышит. — Алена, — ты веришь в Бога? — как-то она решилась спросить женщину, никогда не бывшей ее подругой, но ставшей самым родным человеком на земле. — Да, — призналась та, — вот закончится война, в храм буду каждое воскресение ходить. Они немного помолчали, а потом Алена неожиданно добавила: — Знаешь, я давно молюсь. Как умею. И о Сашке молюсь тоже…

Тогда Мариша решила, что тоже будет молиться. «Отче наш» она, конечно, знала. Раньше отец всегда читал ее по утрам. Но, она никогда не задумывалась над словами. Просто стояла и слушала… Теперь же ей хотелось молиться иначе — кричать куда-то в бесконечность и чувствовать, что не сошла с ума. Чувствовать, что тебя слышат и… жалеют. Она попробовала. И чудо снова произошло. Дышать стало легче и спокойнее. Появилась надежда на то, что однажды все изменится. Мариша поняла — без веры в Бога она больше жить не сможет. Никогда… Зимой в 44-ом женщин снова посетила беда. Ванька заболел. Жар несколько дней не отступал, а врач был только один на несколько деревень и жил он далеко. Это был семидесятилетний хирург дед Иван. Ваню усадили на санки, укутали тряпьем и отправились в путь. Мариша с Аленой сначала шли плечом к плечу и молча молились. Сказывался постоянный голод, идти было практически невозможно. Тогда они по очереди стали молиться вслух. И произнесенные слова, которые должны были отобрать последние силы, чудесным образом, наоборот, помогали им двигаться вперед. Ванечку тогда спасли. У врача были антибиотики, и через несколько дней болезнь отступила. Но, Алена очень сильно обморозила ноги. Сапоги были совсем ветхие и все на дырах… Сначала, думали обойдется. Вернулись домой — стали растирать ступни.

Но обе женщины были совершенно без сил от долгой и утомительной дороги, и вскоре провалились в глубокий сон. А, утром Мариша с ужасом обнаружила, что ноги подруги покрыты волдырями с кровавой жидкостью внутри и цвет кожи стал почти черным. Оставив Ванечку с матерью и теткой Любой, Мариша посадила на санки теперь уже Алену, которая от боли была практически в бессознательном состоянии, и снова отправилась в путь. Подруга, периодически приходя в себя, тихо шептала: — Оставь меня, прошу. Вернись к Ванечке… Мариша делала шаг за шагом и повторяла свое обещание: «Спаси и сохрани нас, и я тебе послужу!» И все-таки она дошла. Дед Иван, осмотрев Алену, долго молчал. По его бледной щеке скатилась маленькая слезинка. — Нужно делать операцию, — тихо сказал старик, а потом добавил, — тебе придется ее выхаживать. Долго, Мариша. В горле у молодой женщины стоял ком, прядки поседевших за последние годы и мокрых от снега волос, прилипли к скулам. Но. глаза! Глаза смотрели на старого хирурга ясно и во взгляде не было и тени сомнения: — Делай, что надо, дед Иван. А заботиться я о ней всю жизнь буду. Я обещала… И она сдержала свое слово. После войны женщины поехали в Ленинград, где квартира Александра оказалась уцелевшей. Мать Мариши и тетка Люба решили остаться в селе. Отец и братья вернулись с фронта живыми. — Как же мы теперь? — вздыхала Алена, печально глядя на подругу, — будешь нас и дальше тянуть? Я же инвалид теперь. Работать не смогу. А, ты молодая, найди себе пару… Но, Мариша только улыбалась: — Никто мне не нужен. Буду с вами свой век доживать. Она хорошо помнила, как в первый же день по приезду в

Ленинград отправилась в Никольский храм. Долго стояла у иконы Спасителя и благодарила Его за все, что было в ее судьбе… Потом была исповедь, на которой она рассказала о своем обещании послужить Богу. — Понимаете, — робко объясняла она батюшке, — Я не знаю как мне Ему послужить. Монахиней стать? Но, ведь, Аленка с Ванечкой пропадут без меня. Они совсем одни на всем белом свете оказались… Алена не может сама ходить, а Ванька совсем еще малыш. Священник кивнул и ласково сказал: — Когда мы служим своим ближним, то служим Богу, Мария. Помогай вам, Господь… Но, Марише все равно казалось, что этого мало. И, каждый день она начинала с мыслей о том, что никогда не сможет отблагодарить Бога за свою, пусть и не легкую, но счастливую судьбу. Ведь, незаметно для самой себя она полюбила Алену с Ванькой всем сердцем! А, они были живы. Они улыбались. Они радовались, когда она приходила домой. Скучали по ней. Волновались. Жалели, когда она болела. Нуждались в ней! Она была им нужна, и в этом было настоящее счастье. ***** Жители Петербурга могли видеть, как  в любую погоду в сквере сидели две старушки. Одна была в инвалидной коляске, а другая — с неизменной книжкой в руках.

Старушки читали вслух по очереди, надев на нос очки, которые у них, кстати, были одни на двоих. Потом долго что-то обсуждали. А, бывало, просто молчали, улыбаясь прохожим. Иногда с ними видели молодого статного парня. Он приносил старушкам термос с горячим чаем и легкий клетчатый плед. В его серьезных серых глазах было столько заботы и любви, что прохожие тоже невольно улыбались. Казалось даже, Петербург в эти мгновения становился чуточку светлее…

Смиренно просим Вас оказать посильную финансовую помощь на нужды епархии