Рассказ Анастасии Никифоровны Ведерниковой (23.07.2005 г.) о строительстве Вознесенского храма в г. Таре

Вначале нашла я, где молются. Пришла я к Капиталине Антоновне. Ведь где-то же собираются? А она мне и говорит: «На Тихвинском кладбище». Пришла я туда. Там служили. Служила тогда Агафья Николавна, а Семён Ильич был старостой. Служба кончилася, и я спрашиваю:

– Семён Ильич, вот вы собираетесь, литургию служите. Как бы в Омск съездить к архирею, чтоб нам церкву дали?

А он мне и говорит:

– Дак ехать некому.

– Семён Ильич, – говорю, – если соберётеся, то я первая. Я поеду.

Ну ладно. Это прошло. Прошло некоторое время. Семён Ильич съездил один к архирею. Приехал, была у нас служба и вон рассказыват, что был у архирея. На него как напали Агафья и Лександра Тарасовна (они боялись, что нас разгонят и запретят собираться): зачем ты ездил, чё тебе надо? Ладно же, мы с Машей Потаповой присутствовали. Идём дорогой, плачем: вот как, он доброе дело делат, а его же и наругали!

За этим у Агафьи Николавны, дело же было в Великий пост, заболел сын. Она уехала к сыну, и мы стали организоваться. Да, и к нам стал ходить на службу батюшка Василий (Каргополов). Он тогда был ещё не батюшка – просто мужик.

Ладно же, мы стали организоваться, чтобы поехать в Москву. Собрались мы тогда все к Семёну. Собрались ехать, а Семён говорит, что не поеду – на-до коровушку на обработку вести.

Я посидела и говорю:

– Семён Ильич, ты не донёс свой крест. Собрался ехать, и вдруг тебе ко-ровушка! Ну, приедешь с Москвы, тогда и сводишь.

– Нет, не поеду.

Тогда мы решили ехать: Василий, я и Мария Прокопьевна – старушка. У Марии жила в Москве внучка. У ней была квартира. Тогда Семён передумал и сказал Василию, что поеду. Ну, поедешь, тем лучше.

Тут мы быстренько собрали кой-какие деньжонки церковные, своё. От-правились. Приехали в Омск, пришли к Ерёменке – нашему уполномоченно-му. Он нас продурил день – врал. Ладно же, мы тогда бросили его, и к архи-рею. К архирею приехали, он нас принял, накормил ужином, и на меня надел белый платочек. И дал нам такие большие, однако, штуки две или три про-сфоры на дорогу. Вот с этим мы и поехали.

Когда мы приехали в Москву, то нас принял Куроедов. Это, значит, был сам министр. Он принял нас, а мы плачем, и он плачет с нами, говорит:

– Мы вас зарегистрироваем.

Мы так обрадовались. А потом, когда он всех нас отпустил, мы вышли – такая комната у их есть, – сидим, ждем, а нам принесли бумажку. А мы гово-рим:

– А где регистрация?

– Нету ваших документов из Омска, – говорят нам. – А как мы без доку-ментов вас, по словам, зарегистрироваем?

Вот с тем мы и приехали. Напала на нас Агафья Николавна с таким шу-мом – особенно на меня. Василий за меня заступился. Но молиться они от нас закрывались. Нас закрывали, чтобы мы в ворота не заходили.

После этого поехали мы в Тобольск на праздник святителя Иоанна. Вла-дыка меня на палубе встретил и говорит:

– Вот приедешь, не медли. Организуй два-три человека, ступай обратно в Москву к Куроедову. Не отступайся, но бей до конца.

Ладно, приехали, стали мы собираться и хлопотать, чтобы документы на регистрацию наши выслали. Я звоню Ерёменке в Омск. Он мне отвечает:

– Документы ваши я выслал на регистрацию.

И мы собрались ехать. Но Василий не поехал, а поехали Потаповы, Ма-рия Прокопьевна и я.

Когда мы приехали, нас к Куроедову не пустили. Нас только пропустили к заместителю. Тут мне пришлося с ним прямо грубо говорить. Я поругалася с ним. Все молчат, а мне как будто одной говорить надо. Я плачу, а он гово-рит:

– Ну, распустила свои крокодильи слезы.

– Распустишь! – говорю. – Другой раз приехала, и вы обманываете нас.

Он всё-таки кого-то там отправил уполномоченному звонить в Омск, значит, насчёт документов. С тем он нас и отправил.

Мы пошли вниз. Стоит дежурный. Я остановилась, а мне говорят:

– Что ты тут остановилась? Проходи, проходи.

И Потаповы с Марией меня толкают: «Пойдём же». А я говорю:

– Нет, постойте. Я не пойду! – и говорю дежурному. – А Куроедов где ходит на обед? Еще ход есть или здесь?

Он говорит:

– Здесь.

Ладно же, я стою, жду. Жду, стою, вдруг он идёт. Шляпа, в руке тро-сточка, плащ на руке висит. Я подаю ему руку – встречаю его. А он на меня глаза вытаращил:

– Постой, постой! Где-то я вас видел?!

– Как где видел? Марта десятого дня приезжали, не помнишь?

– А помню, помню. А вы чё приехали?

– Как чё приехали? А вы нас обманули. Вы же нас обманули. Вы сказа-ли, что вы нас зарегистрироваете, а сами только дали нам шпаргалку. А мы что с ней приехали будем делать? Вот мы и приехали. Если вы и сейчас нас обманете, мы больше к вам не придём. Мы сразу идём в ЦК.

Ну это я соврала – сама, конечно, сроду никакого ЦК не знала. Он тогда говорит:

– Я уже вам туда в Омск два раз звонил.

– Не знаю, звонил или не звонил, – говорю. – Но у нас ничего нету.

Он меня тогда обнял и говорит:

– Звонил. И уполномоченный ваш Лексей Иваныч тоже был. Я ему дал нагоняй, чтобы он документы сразу же выслал.

Ну ладно. Убедил он нас. Обратно дали нам такую же бумажку. Мы и отправились. Тут после этого мы съездили на праздник – было поднятие мо-щей Сергия Радонежского. А оттудова, значит, уже и в обратную дорогу по-ехали.

Приехали мы в Омск, и я утром раненько иду в исполком. Смотрю, По-таповы уже там. Бежит наш уполномоченный такой злой, разъярённый:

– Меня не будет, я пошел на совещание.

А я ему говорю:

– Лексей Иваныч, долго не будь. Мы купили билеты на «Ракету». Нам чтобы успеть.

Правда, он вернулся быстро:

– Ну ладно, заходите.

Мы зашли, а он говорит:

– Ну чё, съездили?

– Да, – говорю, – съездили.

– Ну и чё?

– А вы чё? – говорю. – Вы сколько раз меня обманули? По телефону вы сказали, что документы наши высланы. А где они у вас?

Он тогда по столу как хлопнет. Говорит:

– Ну, Ведерникова, прости. Правда, обманывал я вас. 24-го я высылаю ваши документы, а 25-го я дам тебе телеграмму, что выслал.

Вот как! Но тут тогда мы с ним согласились. Уехали мы домой.

Пройдёт дней несколько, я иду звонить в Москву. Да, осталось у меня от Москвы 50 рублей. Меня трясут – отдай деньги, что с Москвы остались. Я говорю:

– Нет. Пока до конца не доведу дело, не дам ни копейки, потому что ещё не раз мне придётся в Омск ездить.

И не отдала. Приехала я к архирею. Он такой довольный, что, значит, ему пришло с Москвы, что нас зарегистрировали. И я звоню по телефону в исполком. Лексей Иваныч говорит:

– Ну, Ведерникова, радавайся. Зарегистрировали вас!

Вот вы знаете, у меня трубка с рук упала от радости. Ага. Потом, правда, успокоилась, взяла трубку, кричу:

– Лексей Иваныч, объясни всё по порядку: как будешь высылать, на ко-го?!

– Приеду сам регистрировать вас и всё привезу.

Ну ладно. Время идёт, а он не едет. Я опять еду в Омск к Ерёменке. Ерё-менко звонит к Анне Николавне Никоненко. Она тогда была секретарь в ис-полкоме. Она против, а он и говорит:

– Анна Николавна, больше тянуть не в нашей силе. Приеду, и будем де-лать.

Вот как! Она ещё сродная сестра мне была. Вот такая у нас родня – хуже татарина. Она меня однажды выгнала.

Правда, вскоре они приехали. Зарегистрировали. И стали мы тогда до-мик подыскивать для церквы. Где ни найдём – не подходит. Приехал Влады-ка и облюбовал домик на Заводской. Односторонняя улочка, полянка. Домик низенькой, но у него двое дверей на улицу. Он и говорит, что ну его, этот до-мик, и покупайте. Мы его и купили, и стали оборудовать. И с тех пор мы его оборудовали, и стала у нас церква какая-никакая. Мы собрали, у кого были какие иконы. И был ещё батюшка тут в Таре, иконы рисовал. Мы эти иконы принесли в храм.

Ну и вот. И служить приехал к нам батюшка Василий (Режко). А Нико-лай привёз деньги на церкву. Коля Потапов тогда шофёром на базе работал и часто в Омск ездил. Вот он и привёз деньги из епархии на покупку дома. Привезли мы с ним иконы, привезли чашу. Потом привезла я семисвечник. Ага, в автобусе везла. Как я довезла? Ой, не знаю, как-то довезла. И с того у нас началася служба. Молились мы в этим домике наверно годов пять, пока церкву новую не выстроили. Но сперва ни о какой стройке никто, кроме нас с Машей Потаповой, и не думал. Владыка приедет, послужит, чаю попьют, и домой, а про церкву-то, про стройку ни звуку.

Я поехала к нему. Я, конечно, его обидела: почему, мол, Владыка ника-кой помощи не даёте? А он удивился:

– Как не даю? Я ведь к вам ездю служить.

– Вы приедете, послужите, чаю с Семёном напьётеся и домой, а церква не строится. У нас ходу нету, развития никакого нету. Мы с чего начинать будем?

Он на меня обиделся. Ну, ничё, пусть и обиделся. Тогда после этого он мене чё-та год не звонил – обиделся. И дожили мы до праздника 4-го, однако, или 5-го октября – святителя Иннокентия. И Владыку толкнуло. Святитель ему во сне явился и говорил, дескать, ты меня забыл. И он проснулся и стал в Тару собираться.

Приехал он в Тару. Жил в домике церковном батюшка Гавриил, а он к нему не хотел заходить. Он ночевал всегда у меня. Пришел – меня дома нету. Он к Потаповым, а мы ходили на день рождения к зятю.

Маша Потапова утром бежит:

– Батюшка Димитрий приехал!

Я давай скорей тесто ставить – надо же булочки-то печь. Всё мы тут это приготовили. Я несу эти булочки. Он у дверей встречает меня:

– Ой, Настасея меня с булочками встречает!

Ну, слава Богу, обида, значит, прошла.

Тут отслужили службу, и он сказал Семёну:

– Почему ты ничем не занимаешься?

И тут он его со старосты снял. А выбрали старостой Сидора Ивановича, забыла как фамилия. Этот старик взялся за дело, стал лес готовить. Леса на-возил. Потом привезли нам машины две или три кирпича с Риги – облицовка-то эта, с Риги кирпич. И началась у нас работа, и пошло. И с этого началась у нас стройка.

Потом приехал Владыка, осветил место. Купили мы два домика. Один-то был купленный, а другой рядом купили, чтобы хватило места для стройки. Начали делать траншеи, стали копать. Приехали омские люди. Много прие-хало женщин, и мужчины некоторые. И приехал батюшка Аким, и стали класть стены. Кирпича нам дал тарский кирзавод.

У нас транспорта никакого не было, а всё подавалось до единого кирпи-ча вручную. Всё вручную до самого верха. Вот так и пошло. Вот так мы её и строили.

Потом, ладно же, вдруг исполком запретил строить. Запретили… При-бежал ко мне батюшка и говорит, что стройку запретили, а ты, давай, иди, там все прячь и шибко не оставляй храм, чтобы не растащили.

Я пошла. Пришёл Сидор. Ну, чё? Запретили, и две недели нам не давали строить. Ну, потом всё-таки опять добились, стали достраивать. Достроили, покрыли. Когда уж покрыли, то они не имеют права отобрать. И вдруг заби-рают нашего батюшку в милицию. Забрали. Я пришла туда. Там еще были люди. Стоят все на коленях, молются, читают акафист, чтобы батюшку от-пустили.

Ну, правда, отпустили. Всё у нас таперь заладилося. Слава Богу! Тогда уж скоро ехать на освящение. А тут ещё омские женщины: кто щикатурит, кто конопатит. Дедушка был под горой стекольщик. Он все окошечки застек-лил, благое дело за бесплатно творил. Это вся его работа. Николаем звали его.

Слава Богу, дело подошло к освящению. Кто убирает, кто подбирает, кто пол моет. Ждём, готовимся. Наготовили всего, Владыку ждём. Люди приеха-ли, а Владыку из Омска-то не выпускают. Не выпускают и всё. Четыре часа ночи. Смотрим, приехал. Через Москву как-то добился, отпустили, приехал. И вот в четыре часа ночи храм освещали.

А ещё до этого я выезжала в Омск через Тюкалу. В Тюкалу я заезжала, чтобы исповедоваться. И вдруг гляжу, на вокзале сидит женщина из Болше-Уков и говорит мне:

– Вот у меня есть большой крест церковный. Кому бы мне его отдать?

Я говорю:

– Матушка, а ежели я приеду, ты мне его отдашь?

– Отдам.

Я у ей взяла адрес. Поехала. Нашла, где она живёт. Дала она, матушка Евгения, мне этот крест. Спаси её, Господи! Мне завернуть его было не в че-го. У меня был с собой запасной халат. Я его в халат завернула, и привезла.

А матушка Евгения меня еще тогда спросила:

– А ты куда крест поставишь?

– Я его поставлю… У меня есть комнатка, где я молюся. А когда постро-ят храм, я его унесу в храм, потому что он церковный.

Она сказала:

– Ну ладно.

Вот таким путём привезла я этот крест. А матушка Евгения, она два раз у меня ночевала. И потом она звонит:

– Настасея, а ты крест дашь храм-то освятить?

– Матушка Евгения, – говорю. – Не только дам, а я его принесу, вобще в храм поставлю, потому что он церковный, а не домашний.

Ну, хорошо. Приехали женщины четыре с Тюкалы, приехали с Больше-речья. У меня полная изба народу. У нас радость такая, такой праздник! Ага, мы этот крест унесли. И этот крест я никому не дала нести вокруг храма. По-несла сама. Вот так было освящение…

Материалы на подобную тему:

• Он выпросил Тарский Спасский собор у Александра Михайловича Луппова
• Он принял в Таре смерть за Христа
• Покров прп. Серафима Саровского над Вознесенско-Иннокентьевским храмом города Тары
• О том, как прп. Сергий помогал строить Вознесенско-Иннокентьевский храм в Таре
• 25 сентября в день памяти Святаго Праведного Симеона Верхотурского

Пресс-служба Тарской Епархии